Документов, связанных с работой Московского денежного двора в царствование Михаила Федоровича сохранилось очень мало. Это отрывочные сведения о переделах отдельных партий серебра (1), указания о выдаче новых монет "от денежного дела" на жалованье служилым людям и в долг в другие приказы (2). Изредка в документах упоминаются имена работников денежного двора (3), но практически неизвестны имена людей, входивших в администрацию двора - назначаемых на один год головы и целовальников, непосредственно занятых организацией работы и контролем чеканкой. В истории этой крупной государственной мануфактуры ХVП в. еще много загадок. Даже местоположение денежного двора в Моcковском Кремле со всей точностью было определено Е. Е. Комаровой лишь совсем недавно (4). Поскольку Записные книги и другие производственные документы Московского денежного двора первой половины XVII в.. очевидно не сохранились, то публикация нового письменного источника о его работе представляет большой интерес. Любопытное свидетельство о злоупотреблениях и быстрой наживе администрации денежного двора содержит одно из дел Судного приказа, относящееся приблизительно к 1622 г. Это дело явочной челобитной московского купца Никифора Богдановича Порывкина на семнадцать человек гостей и торговых людей, бывших головами и целовальниками на денежном дворе, в таможнях и кабаках, и обвиненных в присвоении государевой казны на сумму свыше 125,000 рублей. Впервые этот документ был наружен П. П. Смирновым еще в начале XX в. и его краткое изложсние было дано в статье М. В. Довнар-Запольского в рассказе о путях создания крупных торговых капиталов (5). Позднее на эту публикацию указал И. Г. Спасский в одной из обзорных статей о денежном хозяйстве Руси XVII в. (6). Однако, несмотря на очевидную важность документа для истории русского денежного обращения, его поиск в РГАДА и полная публикация не были осуществлены. Но после издания архивом новой подробной описи интересного и весьма обширного фонда "Приказные дела старых лет" никаких затруднений с поиском документа уже не могло возникнуть (7). Задачей статьи является полная публикация и анализ документа (8). "Дело" Порывкина присоединено к допросным речам посадского человека Пятунки Михайлова (Андронова) о раздаче бывшим казначеем боярского правительства 1610-12 г.г. Федором Андроновым драгоценностей из царской казны (9). Этот документ уже был отмечен в нумизматической литературе, но вслед за его первой публикацией неверно датирован временем вскоре после освобождения Москвы от поляков (10). В действительности, допрос Пятунки и других родственников Ф. Андронова состоялся не ранее 3 сентября 1622 г. и связан с появлением на рынке драгоценностей, находившихся до Смуты в царской казне. Конец дела Андронова отсутствует. Вместо продолжения была подшита челобитная Никифора Порывкина. Возможно, он сам оказался среди купцов, не устоявших перед искушением купить за пол цены драгоценности, когда-то украденные из царской сокровищницы Желая показать всю ничтожность своей вины по сравнению с другими, Порывкин явил "государево дело" на многих торговых людей. Челобитчик старался "охватить" как можно больше имен, сообщая и надежные факты и неясные слухи, собирая воедино серьезные обвинения в присвоении десятков тысяч рублей "государевой казны краденой" и простые указания на наличие у того или иного купца перстня "с яхонты и олмазы". Уже то, что поводом для следствия могло стать само обладание дорогими вещами, показывает, что новое правительство во главе с вернувшимся из польского плена отцом царя патриархом Филаретом Никитичем серьезно взялось за розыск ценностей, пропавших из казны в годы смуты. Проникнутая сарказмом челобитная Никифора Порывкина содержит "роспись" купцам, которые "государеву казну збирали вправду по...крестному целованью", и указывает, что "воры- мужики" с особым успехом наживались на денежном дворе. "Дядюшка" обличителя гость Андрей Котов, став головой на Московском денежном дворе, за год якобы сумел украсть более 20,000 рублей. Мишка Строгалкин, который прежде "сукна мочил и от сукна имал от портища по денге", побывав в "товарищах" Андрея Котова, через год имел "в торгу...тысеч з десет с государева з денежного двора". Кроме важного свидетельства о существовании уже в то время на Московском денежном дворе должности товарища (т.е. помощника) головы, тут следует отметить, с каким размахом шло воровство администрации двора. Если представить денежные суммы в виде реальных монет того времени, то становится ясно, что лишь эти двое обвиняются в похищении более трех миллионов копеек, общим весом более 1,5 тонн серебра! Порывкин с нескрываемой иронией рекомендует допросить каждого "где он столка одним годом приторговал". Дмитрий Облезов был после Смуты настолько беден, что готов был ехать на Дон в казаки, а "как на денежном дворе посидел год и стала у Дмитрея тысеч с десет и болши торгу". Таким же путем по 10,000 рублей нажили братья Дмитрий и Никита Ларионовы. Никифор Порывкин советует поинтересоваться "где они в два года на денежном дворе приторговали или ... клад нашли". Также 10,000 рублей за год присвоил Ивашка Горбов. С такой же скоростью набивал свой карман Михайла Крылов - за полгода у него появилось пять или шесть тысяч. Очевидно, возможнось обогащения зависела не только от должности, но и от способностей. Целовальник денежного двора Ивашка Мошенников нажил за год три тысячи рублей. А Ротка Титов, служивший приказчиком у Порывкина, также видимо побывал целовальником на денежном дворе, но сумел украсть десять тысяч. Челобитчик, прекрасно зная, что раньше "небыло у Ротки ни денги", язвительно советует выяснить большой ли он отыскал на денежном дворе "колодез денежной" из которого начерпал столько денег. В челобитной имеется интересное указание на наличие у торгового человека Оксена Коробейникова, который по мнению Порывкина "сам гроша не стоит", пятидесяти или ста рублей золотыми копейками. Однако неясно, были это монеты, чеканенные в 1610-12 г. г. для денежного обращения (11), или уже новые золотые копейки Михаила Федоровича, служившие воинскими наградами. Кроме того в "росписи" отмечена довольно специфическая сфера использования на Руси в XVII в. западноевропейских золотых монет. Московский гость Томило Тороканов, который полтора года в Казани "попраздновал в таможне в головах", брал "посулы великие и поминки" именно золотыми монетами. И тем нажил "с иново золотых двацет", а с некоторых в двое и втрос больше. Прямо-таки достойной пера Гоголя выглядит загадочная и жутковатая история об огромном кладе, по словам "доброго человека" выкопанным Иваном Синим из гроба родной тетки Никифора Порывкина в церкви Косьмы и Дамиана в Москве. По дошедшим до челобитчика слухам Синий и брат местного попа вынули "рублев с тысечю и болши". Такая сумма в "старых" монетах трехлублевой стопы должна была весить около 68 кг. При чем это уже не первый отмеченный случай сокрытия в годы Смуты больших денежных сумм именно в церкви (12).